Юргис Балтрушайтис
A Jiovanni Papini*
В полдневный час, целуя алчно землю, С молитвенной и трепетной тоской Я славлю мир, и жребий свой приемлю, И всякий дом, и всякий крест людской...
Я знаю: свят труд молота и плуга, И праздный цвет, и важный звон серпа, И свет росы средь утреннего луга, Как вся земная пестрая тропа...
Все та же явь: осенний вихрь над нивой И стройный стебель в стройный час весны, Седые думы старости ворчливой И юных дней несбыточные сны...
Равно достойны света воздаянья - Суровый пот к земле склоненных лиц, В огне веков нетленные деянья И мудрый лепет вещих небылиц...
Мгновение и длительность без меры, Объятое смятением и сном, И зыбь полей, и в поле камень серый - Живые зерна в колосе одном...
* Джованни Папини (1881-1956) - итальянский философ и писатель-авангардист, переводчик Балтрушайтиса на итальянский язык.
Пока дитя не знает речи, Оно не говорит и лжи - Ты взрослый, в час житейской встречи Язык немного придержи...
Брось свой кров, очаг свой малый, Сон в тоскующей груди, И громады скал на скалы В высь немую громозди...
Божий мир еще не создан, Недостроен божий храм,— Только серый камень роздан, Только мощь дана рукам.
Роя путь к твердыне горной, Рви гранит, равняй холмы,— Озари свой мрак упорный Искрой, вырванной из тьмы...
Пусть взлелеет сны живые Отблеск творческой мечты, И чрез бездны роковые Перекинутся мосты...
Лишь свершая долг суровый, В миры лени, праздной лжи, Ты расширишь гранью новой Вековые рубежи...
Лишь предав свой дух терпенью, Им оправдан и спасен, Будешь малою ступенью В темной лестнице времен...
*Ave, crux! — Славься, крест.
Древним плугом поле взрыто, Будут зерна в глубине! Ширь пустынная открыта Зеленеющей весне...
В древнем поле, над оврагом, Вековой своей тропой, С зыбкой ношей, мерным шагом Бродит Сеятель слепой...
Он бессмертною десницей, Строго помня свой завет, Сеет плевелы с пшеницей, Хлеб людской и божий цвет...
Будет год ли урожайный, Иль бесплодье ждет зерно, Приговора вечной тайны Старцу ведать не дано...
Он лишь мерно, горстью полной, Рассыпает вдоль межи Летний трепет, шелест, волны, Звон и пенье в поле ржи...
Из лукошка рокового Он лишь сеет дар Творца — Скудный свет людского крова И проклятие жнеца!
Дышит полночь тенью жуткой... Тьма в окне и в сердце тьма... Сладость — малая минутка... Горечь — долгая зима...
Чуткий дух в тоске бессменной Внемлет ночи у окна... Велика, неизреченна Неземная тишина...
Но с годами понемногу Тают тайные круги, И к последнему порогу Приближаются шаги...
Слышен звон освобожденья В бое медленных часов, И сдвигает бег мгновенья Неразгаданный засов...
Будет час, и дрогнут петли, Дверь глухая задрожит, И узнаю, тьма ли, свет ли Смертный выход сторожит!
Когда пред часом сердце наго В кровавой смуте бытия, Прими свой трудный миг, как благо, Вечерняя душа моя.
Пусть в частых пытках поникая, Сиротствует и плачет грудь, Но служит тайне боль людская И путь тревоги - Божий путь...
И лишь, творя свой долг средь тени, Мы жизнью возвеличим мир И вознесем его ступени В ту высь, где вечен звездный пир..
И вещий трепет жизни новой, Скорбя, лишь тот взрастит в пыли, Кто возлюбил венец терновый И весь отрекся от земли...
Встает туман столбами, здесь и там... И снова я — как арфа золотая, Послушная таинственным перстам...
И тайный вихрь своей волною знойной Смывает бред ночного забытья, В мой сонный дух, в мой миг еще нестройный, То пурпур дум, то пурпур грез струя...
И длятся-длятся отзвуки живые, Возникшие в запретной нам дали, Чтоб дрогнуть вдруг, волшебно и впервые, Как весть из рая, в жребии земли...
И вот мой дух, изгнанник в мире тленья, Бессменный раб изменчивых теней, Тоскующе слезами умиленья Встречает сказку родины своей...
Как привольно, протяжно и влажно Одинокие волны поют... Как таинственно, плавно и важно, Чуть белея, их гребни встают...
Божий шум так ласкающе ровен, Божья ласка так свято нежна! Этот трепет и чист и бескровен, Эта вещая ночь так нужна!
Только звездная полночь и дышит, Только смертная грудь и живет, Только вечная бездна колышет Колыбель несмолкающих вод!
И безбольно, с отрадною грустью, Трепетанием звезд осиян, Как река, что отхлынула к устью, Я вливаюсь в святой океан...
В тягостном сумраке ночи немой Мерно качается Маятник мой, С визгом таинственным, ржаво скрипя, Каждый замедливший миг торопя...
Будто с тоской по утраченным дням Кто-то, по древним глухим ступеням, Поступью грузной идет в глубину, Ниже, все ниже, — во тьму, в тишину..
Будто с угрюмой мольбой о былом Сумрачный Кормчий упорным веслом Глухо, размеренно гонит ладью Вдаль, в неизвестную пристань мою...
Призрак Галеры плывет да плывет... Дальше, все дальше, все глуше поет Скорбный и мерный, отрывистый звон - Шествие Часа в пустыне времен...
Из лунных снов я тку свой зыбкий миг, Невольник грез, пустынник душ моих...
И в лунных далях близится межа, Где молкнет гул дневного мятежа...
И призрачны, безмолвствуя вдали, Дневная явь и пестрый круг земли...
И в звездный час разъятия оков Я весь - пыланье лунных облаков...
И длится тишь, и льется лунный свет, Вскрывая мир, где смертной боли нет...
И тих мой дух, как сладостен и тих Пустынный цвет пустынных снов моих...
И молкнет мысль, и меркнет, чуть дрожа, Все зарево земного рубежа...
И будто тая, искрится вдали Немой простор в серебряной пыли...
И в тайный миг паденья всех оков Сбывается алкание веков...
Все - сон, все - свет, и сам я - лунный свет, И нет меня, и будто мира нет!
В нашем доме нет затишья... Жутко в сумраке ночном, Все тужит забота мышья, Мир не весь окован сном.
Кто-то шарит, роет, гложет, Бродит, крадется в тиши, Отгоняет и тревожит Сладкий, краткий мир души!
Чем-то стукнул ненароком, Что-то грузно уронил... В нашем доме одиноком Бродят выходцы могил.
Всюду вздохи — всюду тени, Шепот, топот, звон копыт... Распахнулись окна в сени И неплотно вход закрыт...
Вражьей силе нет преграды... Черным зевом дышит мгла, И колеблет свет лампады Взмах незримого крыла...
Валерию Брюсову
Мой тайный сад, мой тихий сад Обвеян бурей, помнит град...
В нем знает каждый малый лист Пустынных вихрей вой и свист...
Завет Садовника храня, Его растил я свету дня...
В нем каждый злак — хвала весне, И каждый корень — в глубине...
Его простор, где много роз, Глухой оградой я обнес,—
Чтоб серый прах людских дорог Проникнуть в храм его не мог!
В нем много-много пальм, агав, Высоких лилий, малых трав,—
Что в вешний час, в его тени, Цветут-живут, как я, одни...
Все — шелест, рост в моем саду, Где я тружусь и где я жду —
Прихода сна, прихода тьмы В глухом безмолвии зимы...
По высям снегами Увенчанных гор, Как в радостном храме, Блуждает мой взор...
По склонам их вечным, С межи на межу, С напевом беспечным Я стадо вожу...
На светлых откосах Все глубже мой хмель... От неба мой посох, От неба — свирель...
Вне смертной тревоги, Как ясность ручья, От Бога — о Боге — И песня моя...
Он тайною вечной Мой разум зажег И зов бесконечный Вложил в мой рожок.
И свят над горами Звон плача его, Как колокол в храме Творца моего...
Дитя судьбы, свой долг исполни, Приемля боль, как высший дар... И будет мысль — как пламя молний, И будет слово — как пожар!
Вне розни счастья и печали, Вне спора тени и луча, Ты станешь весь — как гибкость стали, И станешь весь — как взмах меча...
Для яви праха умирая, Ты в даль веков продлишь свой час, И возродится чудо рая, От века дремлющее в нас,—
И звездным светом — изначально — Омыв все тленное во мгле, Раздастся колокол венчальный, Еще неведомый земле!
Знаю я в яви вселенной Плач на рассветном пороге, Путь человеческий в зное. Длящийся ложно...
Знаю, как сердце земное Хило во сне и в тревоге, Немощно в радости тленной В скорби ничтожно...
Вижу я в смертной истоме Годы заботы и крохи Блага, блаженство и рядом Горе у двери -
Юность с седеющим взглядом, Старость с проклятьем во вздохе, В нищем и княжеском доме Те же потери...
Снится мне в жизни, однако, Цвет человеческой доли. Полдень души беспечальной В мире и в споре -
Верю я в жребий венчальный, В царствие часа без боли, В посох, ведущий средь мрака Вечные зори...
Верую, верую, Боже, В сумрак о звездах поющий, Свет воскресенья сулящий Чудом страданья...
Верую в молот дробящий, В пламя и в меч создающий, В жертву зиждительной дрожи, В дар оправданья.